Неточные совпадения
Кто
знает, может быть, мне очень хотелось тоже не скрыть
от нее, что визит ее меня даже перед
товарищами стыдит; хоть капельку показать ей это, чтоб поняла: «Вот, дескать, ты меня срамишь и даже сама не понимаешь того».
Помню, как он стряпал мне тогда постель, тоже на диване и потихоньку
от тетки, предполагая почему-то, что та рассердится,
узнав, что к нему ходят ночевать
товарищи.
«Неужели
узнала?» с ужасом подумал Нехлюдов, чувствуя, как кровь приливала ему к лицу; но Маслова, не выделяя его
от других, тотчас же отвернулась и опять с испуганным выражением уставилась на
товарища прокурора.
— Не
знаю, успею ли, — отвечал Нехлюдов, думая только о том, как бы ему отделаться
от товарища, не оскорбив его. — Ты зачем же здесь? — спросил он.
— Уверенный в вашем согласии, я уж
знал бы, что вы за потерянные эти три тысячи, возвратясь, вопля не подымете, если бы почему-нибудь меня вместо Дмитрия Федоровича начальство заподозрило али с Дмитрием Федоровичем в
товарищах; напротив,
от других защитили бы… А наследство получив, так и потом когда могли меня наградить, во всю следующую жизнь, потому что все же вы через меня наследство это получить изволили, а то, женимшись на Аграфене Александровне, вышел бы вам один только шиш.
Внутренний результат дум о «ложном положении» был довольно сходен с тем, который я вывел из разговоров двух нянюшек. Я чувствовал себя свободнее
от общества, которого вовсе не
знал, чувствовал, что, в сущности, я оставлен на собственные свои силы, и с несколько детской заносчивостью думал, что покажу себя Алексею Николаевичу с
товарищами.
— Нет, хлопцы, нет, не хочу! Что за разгулье такое! Как вам не надоест повесничать? И без того уже прослыли мы бог
знает какими буянами. Ложитесь лучше спать! — Так говорил Левко разгульным
товарищам своим, подговаривавшим его на новые проказы. — Прощайте, братцы! покойная вам ночь! — и быстрыми шагами шел
от них по улице.
Черт всплеснул руками и начал
от радости галопировать на шее кузнеца. «Теперь-то попался кузнец! — думал он про себя, — теперь-то я вымещу на тебе, голубчик, все твои малеванья и небылицы, взводимые на чертей! Что теперь скажут мои
товарищи, когда
узнают, что самый набожнейший из всего села человек в моих руках?» Тут черт засмеялся
от радости, вспомнивши, как будет дразнить в аде все хвостатое племя, как будет беситься хромой черт, считавшийся между ними первым на выдумки.
Прошли еще две недели, а листки все в моем бюваре.Не
знаю, когда они до вас доберутся. Сегодня получил письма, посланные с Бибиковым. Его самого не удалось увидеть; он проехал из Тюмени на Тобольск. Видно, он с вами не видался:
от вас нет ни строчки. А я все надеялся, что этот молодой союзник вас отыщет и поговорит с вами о здешнем нашем быте. Муравьев, мой
товарищ, его дядя, и он уже несколько раз навещал наш Ялуторовск.
С каким восхищением я пустился в дорогу, которая, удаляя
от вас, сближает. Мои
товарищи Поджио и Муханов. Мы выехали 12 октября, и этот день для меня была еще другая радость — я
узнал от фельдъегеря, что Михайло произведен в офицеры.
Где и что с нашими добрыми
товарищами? Я слышал только о Суворочке, что он воюет с персианами — не
знаю, правда ли это, — да сохранит его бог и вас; доброй моей Марье Яковлевне целую ручку.
От души вас обнимаю и желаю всевозможного счастия всему вашему семейству и добрым
товарищам. Авось когда-нибудь
узнаю что-нибудь о дорогих мне.
Матвей мне говорил, что вы хотите участвовать в сборе для bon ami. [Добрый друг (франц.).] Когда-нибудь пришлите ваши 10 целковых. Я надеюсь к ним еще кой-что прибавить и все отправлю. Вероятно, он обратился и в Иркутск, хотя и там, при всех богатствах, мало наличности. Как это делается, не
знаю. [В Иркутске жили семьи С. Г. Волконского и С. П. Трубецкого, получавшие
от родных большие суммы. Все состоятельные декабристы много помогали неимущим
товарищам и их семьям.]
— Черт его
знает, я сам никак не ожидал, что он так напишет! — сказал Салов и поспешил нанять извозчика и уехать
от товарища: ему, кажется, очень уж невыносимо было слушать все эти похвалы Вихрову.
Все это я
узнал от товарищей-студентов, знакомых молодому князю.
Экзархатов поднял на него немного глаза и снова потупился. Он очень хорошо
знал Калиновича по университету, потому что они были одного курса и два года сидели на одной лавке; но тот, видно, нашел более удобным отказаться
от знакомства с старым
товарищем.
Недели две почти каждый день я ходил по вечерам заниматься к Зухину. Занимался я очень мало, потому что, как говорил уже, отстал
от товарищей и, не имея сил один заняться, чтоб догнать их, только притворялся, что слушаю и понимаю то, что они читают. Мне кажется, что и
товарищи догадывались о моем притворстве, и часто я замечал, что они пропускали места, которые сами
знали, и никогда не спрашивали меня.
— Нет, далеко не все. Я опять повторяю эти четыре заветные слова. А в доказательство того, что я вовсе не порхающий папильон [Мотылек (
от фр. papillon).], я скажу вам такую вещь, о которой не
знают ни моя мать, ни мои сестры и никто из моих
товарищей, словом, никто, никто во всем свете.
— Я пришел к вам, отец Василий, дабы признаться, что я, по поводу вашей истории русского масонства, обещая для вас журавля в небе, не дал даже синицы в руки; но теперь, кажется, изловил ее отчасти, и случилось это следующим образом: ехав из Москвы сюда, я был у преосвященного Евгения и, рассказав ему о вашем положении, в коем вы очутились после варварского поступка с вами цензуры,
узнал от него, что преосвященный —
товарищ ваш по академии, и, как результат всего этого, сегодня получил
от владыки письмо, которое не угодно ли будет вам прочесть.
— За то, государь, что сам он напал на безвинных людей среди деревни. Не
знал я тогда, что он слуга твой, и не слыхивал до того про опричнину. Ехал я
от Литвы к Москве обратным путем, когда Хомяк с
товарищи нагрянули на деревню и стали людей резать!
Разве с Серебряным?» Но мельник
знал через Михеича, что Серебряный вкинут в тюрьму, а
от посланных Вяземского, да и
от некоторых
товарищей Перстня слышал, что станичники освободили Никиту Романыча и увели с собой; стало быть, не с Серебряным.
«Сие последнее известие основано им на предании, полученном в 1748 году
от яикского войскового атамана Ильи Меркурьева, которого отец, Григорий, был также войсковым атаманом, жил сто лет, умер в 1741 году и слышал в молодости
от столетней же бабки своей, что она, будучи лет двадцати
от роду,
знала очень старую татарку, по имени Гугниху, рассказывавшую ей следующее: «Во время Тамерлана один донской казак, по имени Василий Гугна, с 30 человеками
товарищей из казаков же и одним татарином, удалился с Дона для грабежей на восток, сделал лодки, пустился на оных в Каспийское море, дошел до устья Урала и, найдя окрестности оного необитаемыми, поселился в них.
Юрий, желая скорее
узнать, чего хочет
от них этот безотвязный прохожий, пошел вместе с Алексеем прямо к нему навстречу; но лишь только они приблизились друг к другу и Алексей успел закричать: «Берегись, боярин, это разбойник Омляш!..» — незнакомый свистнул, четверо его
товарищей выбежали из церкви, и почти в ту ж минуту Алексей, проколотый в двух местах ножом, упал без чувств на землю.
Василиса. Вася! Зачем — каторга? Ты — не сам… через
товарищей! Да если и сам — кто
узнает? Наталья — подумай! Деньги будут… уедешь куда-нибудь… меня навек освободишь… И что сестры около меня не будет — это хорошо для нее. Видеть мне ее — трудно… злоблюсь я на нее за тебя и сдержаться не могу… мучаю девку, бью ее… так — бью… что — сама плачу
от жалости к ней… А — бью. И — буду бить!
— Граждане,
товарищи, хорошие люди! Мы требуем справедливости к нам — мы должны быть справедливы друг ко другу, пусть все
знают, что мы понимаем высокую цену того, что нам нужно, и что справедливость для нас не пустое слово, как для наших хозяев. Вот человек, который оклеветал женщину, оскорбил
товарища, разрушил одну семью и внес горе в другую, заставив свою жену страдать
от ревности и стыда. Мы должны отнестись к нему строго. Что вы предлагаете?
Но так как Аника
знал, что распоряжение Бритого надлежащим образом не отменено и потому с часу на час ожидал его осуществления, то понятно, с каким остервенением он прислуживался к начальству, отгоняя
от дверей карцера всякого сострадательного
товарища, прибегавшего с целью хоть сколько-нибудь усладить горе заключенного.
Лунёв стиснул его горячую руку и молча уставился в лицо ему, не
зная, что сказать
товарищу на прощанье. А сказать что-то такое хотелось, так хотелось, что даже сердце щемило
от этого желания.
Он махнул рукой, отвернулся
от товарища и замер неподвижно, крепко упираясь руками в сиденье стула и опустив голову на грудь. Илья отошёл
от него, сел на кровать в такой же позе, как Яков, и молчал, не
зная, что сказать в утешение другу.
У Ильи сжалось сердце
от неприятного предчувствия. Желание уйти из этого дома, где он всё
знал и ко всему привык, вдруг исчезло, комната, которую он не любил, теперь показалась ему такой чистой, светлой. Сидя на кровати, он смотрел в пол, и ему не хотелось одеваться… Пришёл Яков, хмурый и нечёсаный, склонил голову к левому плечу и, вскользь взглянув на
товарища, сказал...
— Вы уже
знаете о новой хитрости врагов, о новой пагубной затее, вы читали извещение министра Булыгина о том, что царь наш будто пожелал отказаться
от власти, вручённой ему господом богом над Россией и народом русским. Всё это, дорогие
товарищи и братья, дьявольская игра людей, передавших души свои иностранным капиталистам, новая попытка погубить Русь святую. Чего хотят достигнуть обещаемой ими Государственной думой, чего желают достичь — этой самой — конституцией и свободой?
— Ведите себя хорошо и исполняйте то, что приказывает вам начальство. Главное — вы
знайте только самих себя и никогда не пересказывайте начальству о каких-либо шалостях своих
товарищей. В этом случае вас никто уже не спасет
от беды.
Пью за здоровье
товарища моих лучших годов, пью за молодость, за ее надежды, за ее стремления, за ее доверчивость и честность, за все то,
от чего и в двадцать лет бились наши сердца и лучше чего мы все-таки ничего не
узнали и не
узнаем в жизни…
После ужина я воротился во флигель вместе с моими
товарищами, которые уже
знали через брата Елагиных, как меня ласкали и потчевали его сестры;
товарищи расспрашивали и завидовали мне, и я не скоро заснул
от волнения и каких-то непонятных мне фантазий.
Скоро нас выпустили на траву. С этой поры я
узнал новые радости, которые мне заменили потерю любви моей матери. У меня были подруги и
товарищи, мы вместе учились есть траву, ржать так же, как и большие, и, подняв хвосты, скакать кругами вокруг своих матерей. Это было счастливое время. Мне всё прощалось, все меня любили, любовались мною и снисходительно смотрели на всё, что бы я ни сделал. Это продолжалось не долго. Тут скоро случилось со мной ужасное. — Мерин вздохнул тяжело-тяжело и пошел прочь
от лошадей.
Наступает молчание. Катя поправляет прическу, надевает шляпу, потом комкает письма и сует их в сумочку — и все это молча и не спеша. Лицо, грудь и перчатки у нее мокры
от слез, но выражение лица уже сухо, сурово… Я гляжу на нее, и мне стыдно, что я счастливее ее. Отсутствие того, что товарищи-философы называют общей идеей, я заметил в себе только незадолго перед смертью, на закате своих дней, а ведь душа этой бедняжки не
знала и не будет
знать приюта всю жизнь, всю жизнь!
Какими тайными путями пришел он
от чувства гордой и безграничной свободы к этой нежной и страстной жалости? Он не
знал и не думал об этом. И жалел ли он их, своих милых
товарищей, или что-то другое, еще более высокое и страстное таили в себе его слезы, — не
знало и этого его вдруг воскресшее, зазеленевшее сердце. Плакал и шептал...
Свел Бенни с этой партиею некто умерший под арестом в крепости акцизный чиновник Ничипоренко, а к Ничипоренке Бенни явился потому, что
знал об этом жалком и в то же время роковом человеке
от В. И. Кельсиева, с которым Ничипоренко был
товарищ по воспитанию в петербургском коммерческом училище и поддерживал перепискою с ним непрерывные сношения.
Взял теперь Ваську за хохол Тараска, взял и держит, не
знай отплатить ему дружбой за мягкую таску, не
знай отработать его как следует. Эх, поусердствую! — неравно заметит госпожа это, за службу примат… Подумал, подумал этак Тараска и, почувствовав под рукою, что ожидавший
от товарища льготы Васька гнет голову в левую сторону, Тараска вдруг круто поворотил его направо и заиграл. Бедный Васька даже взвизгнул, наклонился весь наперед и водил перед собою руками, точно в жмурки играл.
Я действительно
знал Василия по слухам
от товарищей; это был бродяга-поселенец, уже два года живший в своем домике, среди тайги, над озером, в одном из больших якутских наслегов [Якутская область в административном отношении разделяется на округи, соответствующие нашим уездам.
Легче тут нам стало. Снял я шапку, поклонился доброму человеку;
товарищи тоже ему кланяются… Плачем… И то дорого, что припасами наделил, а еще пуще того дорого, что доброе слово услыхали. До сих пор шли,
от людей прятались, потому
знаем: смерть нам
от людей предстоит, больше ничего. А тут пожалели нас.
Михайло Иваныч. Да что ж такое нездоровье? Это совершенно пустое: здоровье и нездоровье
от нас зависит. На меня, скажу вам, в полку напала крымская лихорадка; в один день свернуло как Сидорову козу; но, к ее несчастию, Михаила Иванова никто еще не сламливал: «Шалишь, говорю я ей, сударушка, не на того напала!» Она меня,
знаете, гнет, а я купаться, потом к
товарищам, пью пунш, водку, в картишки, конечно, схватимся, да и валяй так целый день, — отстала-с!
Родителей он не
знал;
от товарищей за свой странный, нелюдимый характер терпел он бесчеловечность и грубость, отчего сделался действительно нелюдим и угрюм и мало-помалу ударился в исключительность.
Покойный Ипполит Ипполитыч был откровенно туп, и все
товарищи и ученики
знали, кто он и чего можно ждать
от него; он же, Никитин, подобно чеху, умеет скрывать свою тупость и ловко обманывает всех, делая вид, что у него, слава богу, все идет хорошо.
Варвара. Нет? Ну, это, конечно, штучки Шуры и Тятина. Конечно, — присутствие Тятина в доме — гарантия
от разных неожиданностей со стороны его
товарищей, но… Вообще, в доме чёрт
знает что делается! Александра страшно компрометирует меня и Андрея… Я не
знаю, что делать с ней… (Глухо звучит выстрел, второй.) Боже мой… Андрей… (Бежит.)
В нашем деле это необходимо: нужно, чтобы
товарищ вполне
знал, кто ты и чего ему ждать
от тебя в тот или иной трудный час жизни.
В самое то время, как
товарищ мой, что-то поймав, остановился и стал вынимать из мешочка рампетки, когда мне стоило большого труда, чтобы не прибежать к нему, не
узнать, не посмотреть, что он поймал, — мелькнула перед моими глазами, бросая
от себя по траве и цветам дрожащую и порхающую тень, большая бабочка, темная, но блестящая на солнце, как эмаль.
Тут
узнали мы
от своих словоохотливых
товарищей, что вчера Тимьянский и Кайсаров вместе еще с тремя студентами, Поповым, Петровым и Кинтером, уходили на целый день за город к Хижицам и Зилантову монастырю (известное место, верстах в четырех или пяти
от Казани), что они брали с собой особый большой ящик, в котором помещались доски для раскладывания бабочек и сушки других насекомых, что всего они набрали штук семьдесят.
Мать его
знал целый город, как дочь бывшего
товарища наместника, и потому знакомство у них было обширное; их беспрестанно посещали гости, и, значит, для всего семейства было развлечение
от скуки.
Когда его выбрали царем, царевич послал за город привести к себе своих
товарищей. Когда им сказали, что их требует царь, они испугались: думали, что они сделали какую-нибудь вину в городе. Но им нельзя было убежать, и их привели к царю. Они упали ему в ноги, но царь велел встать. Тогда они
узнали своего
товарища. Царь рассказал им все, что с ним было, и сказал им: «Видите ли вы, что моя правда? Худое и доброе — все
от бога. И богу не труднее дать царство царевичу, чем купцу — барыш, а мужику — работу».
Письмо начиналось товарищеским вступлением, затем развивалось полушуточным сравнением индивидуального характера Подозерова с коллективным характером России, которая везде хочет, чтобы признали благородство ее поведения, забывая, что в наш век надо заставлять
знать себя; далее в ответе Акатова мельком говорилось о неблагодарности службы вообще «и хоть, мол, мне будто и везет, но это досталось такими-то трудами», а что касается до ходатайства за просителя, то «конечно, Подозеров может не сомневаться в теплейшем к нему расположении, но, однако же, разумеется, и не может неволить
товарища (то есть Акатова) к отступлению
от его правила не предстательствовать нигде и ни за кого из близких людей, в числе которых он всегда считает его, Подозерова».
Андрей Иванович пролежал больной с неделю. Ему заложило грудь, в левом боку появились боли; при кашле стала выделяться кровь. День шел за днем, а Андрей Иванович все не мог освоиться с тем, что произошло: его, Андрея Ивановича, при всей мастерской отхлестали по щекам, как мальчишку, — и кто совершил это? Его давнишний друг,
товарищ! И этот друг
знал, что он болен и не в силах защититься! Андрей Иванович был готов биться головою об стену
от ярости и негодования на Ляхова.